Холдор Вулқоннинг ижодий саҳифаси.
Меню сайта
Разделы новостей
| Ҳикоялар [8] | Ҳажвиялар [65] |
| Мажмуалар [12] | Таржималар [10] |
| Видео [6] | Шоир ҳақида [24] |
| Шеърлар [108] | Асарлар [25] |
| Шоир дўстларининг ижодидан [37] | Қиссалар [26] |
| Оламда нима гап? [55] |
Календарь новостей
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Наш опрос
Саҳифани баҳолаш
1. Аъло
2. Ёмон
3. Яхши
4. Даҳшат
5. Ёмон эмас
[ Натижалар · Сўровномалар архиви ]
Жами жавоблар: 20
Главная » 2009 » Январь » 11 » Луна за окном. Глава 1. (Сатирический роман)
Луна за окном. Глава 1. (Сатирический роман) | 23:50 |
 (1) Мечта Я участник войны, которая прогремела между мною и моим соседом. Я чуть было не погиб на этой героической войне. До сих пор помню и никак не могу это позабыть. Была весна. Оттепель. От навозов поднимался пар. Птицы щебетали, куры кудахтали. Демонстрируя, как голые натурщицы, то упругие и пышные груди, то ещё другие места, высоко в небе нежно плыли белые облака. Я глядел на них и любовался ими. Жена ревновала. И на этой почве мы поругались. Дай, думаю, выйду-ка я на улицу, пока из-за пустяков не задушил её как Дездемону, Вышел и позвал соседа, ну этого, собутыльника своего, Рамазанова. Сели мы с ним, где было тенисто и прохладно, на деревянную скамеечку, где при широких ветрах колыхались огромные и высокие тополя. Взяв вступительное слово, я начал говорить: - Знаете Рамазанов, в Европе цивилизация достигла до такого уровня, что если вы зайдёте в общественный туалет, который оснащён компьютерами и, не дай бог, забудете спустить воду в унитаз, то двери туалета автоматически закрываются на засов. Вместо того чтобы этим рассказом восхититься, Рамазанов, наоборот, криво усмехнулся и говорит: - Разве это туалет? Это мне кажется не туалет, а ловушка для бедных, которые приезжают из сел. Это издевательство! А вот, наши туалеты во всем мире самые лучшие! Без крыш, под открытым небом! Вместо дверей - занавеска. Если хочешь, сиди и гляди на бескрайнее небо. Вздохнув грустно, можно попрощаться с журавлиными караванами, которые летят над ивовыми рощами, где царит тишина, где печально и тихо падают листья. Особенно ночью. Сидишь, а луна светит прямо над твоей головой. Там, вдалеке над чернеющими тугаями, кишмя кишат бесчисленные звёзды, и издалека слышатся кваканье лягушек и монотонные пения сверчков. Ещё этот туалет в считанные минуты можно превратить в наблюдательный пункт, откуда можно прослеживать за деятельностью соседей. Когда следишь за людьми как из амбразуры через узкую щель туалета, никто тебя не заметит. Можешь спокойно собирать информацию о том, кто что привёз, кто что увёз. Кто куда едет, кто откуда приехал и т. п. Даже можно подслушивать разговоры как ниндзя, воины - тени средних веков. Справляя нужду, тут даже можно и покурить. Если появится неприятный запах, то его тут же ветром унесёт вдаль. Самое главное - этот туалет никогда не засоряется! Нет надобности звонить по комхозам в поисках сантехника. То есть не будет лишних затрат! А Вы, всё восхваляете отсталую Европу. Тьфу! - как говорится, на Вас и на вашу Европу. С этими словами Рамазанов отправился домой. Через некоторое время я пошёл к себе. Настроение было паршивым. Я всё думал о злых словах соседа, которые вонзились в моё сердце как стрелы воинов Тамерлана, которые в целях убить чужеземцев отравляли их сильнодействующими ядами гремучих змей. Я нервно ходил туда-сюда, разрабатывая тайный план отмщения. Придумав свой план, вытащил из сарая лом и этим инструментом начал пробивать стену, где был расположен туалет соседа. После внушительного удара мне удалось пробить стенку. Сквозь пробитую дыру засунул жестяную трубу от печки и ждал исторического момента. Вдруг слышу, что кто-то зашёл в туалет. Не упуская удобного момента, я взял в руки ведро с холодной водой и залпом вылил в трубу. Раздался дикий крик соседа. Вероятно, он выскочил из туалета без крыши под открытым небом, где, справляя нужду, можно было покурить сигару, одновременно любуясь грустной и тихо светящейся луной с бесчисленными звёздами над чернеющими тугаями, прислушиваясь к дружным кваканьям лягушек, которые раздавались далеко у болот, где шуршали, как древнекитайский шёлк, камыши. В перепонках ушей у человека, который сидит в этом сортире, звенят монотонные и трескучие пения сверчков. Сосед мой, держа крепко в руках остро наточенный топор, как томагавк индейца, словно перед жестокой схваткой с бледнолицым, надеющимся снять с меня скальп, перепрыгнув без шеста через забор, говорит мне: - Ну, комон , комон! Подходи ближе, я отрублю топором твой купол, набитый навозом, ну, ком хиер! Я схватился за вилы и начал укреплять оборону: - Ну, иди поближе к папочке - говорю я ему - нежели тебе жить надоело! Жена моя, от страха уцепившись за рукав моего чекмена, стала дрожащим голосом умолять: - Не надо, дадаси! Он убьёт вас! Я отстранил её руки и сказал: - Отойди, не держи меня, жена! Наше дело правое, победа за нами! Я из этого жирного каркидона сделаю шашлык! Сосед, перекидывая из рук в руки топор, всё крутился, выжидая удобный момент, чтобы своим томагавком нанести мне сокрушительный удар. Топор, готовый превратить меня в щепку, вращался в его руках как пропеллер самолёта. Мы оба кружились словно гладиаторы. Двор наш превратился в амфитеатр " Колизей ". Из-за стен двора уже торчали головы многочисленных зрителей. Я, словно Спартак, высоко подняв сверкающие острыми зубцами вилы, военным кличем напал на соседа. Но хитрый и коварный сосед во время отскочил. Я промахнулся. Мои вилы воткнулись в дерево. Пока я пытался вытащить вилы, сосед успел нанести сильный удар топором по моей ноге. Хруст! И моя нога сломалась. От жуткой и невыносимой боли перед моими глазами опустился чёрный занавес. Очнулся я в плохо освещённом помещении. Этим помещением оказался морг. Оперативники и врачи, видимо, полагая, что я умер, привезли меня прямо сюда в морг. Сначала я сильно испугался. Но, взяв себя в руки, я выпутался из полиэтиленового мешка, затем, ахая и охая, опираясь о стену помещения, медленно поковылял на одной ноге в сторону железной двери. Подойдя к ней, через замочную скважину я посмотрел в коридор. Смотрю, там сидят мои близкие. Жена, поглаживая головы наших сыновей Араббая и Шараббая, плачет. Сыновья, всхлипывая и роняя горькие слёзы, тоже плачут. Я не мог больше смотреть на эту трагическую сцену и начал кричать, колотя кулаками по железным дверям морга: - Родные мои! Не плачьте! Я живой! Откройте дверь, мне холодно! Бабат! Араббой! Шараббой, сынок! Вы узнаёте мой голос?.. Перепуганные мои близкие перестали плакать. Сначала они со страхом уставились на дверь морга, а потом дружно встали и, не оглядываясь назад, побежали по узкому коридору. Спустя некоторое время они вернулись с людьми в белых халатах. Когда отворили дверь, я широко раскрыв объятия вышел им на встречу Обняв друг друга, мы плакали как участники КВН при разгадывании вопроса команды соперника. Люди в белых халатах смотрели на меня с изумлением и вторили хором: - Терминатор! Моя жена и сыновья через слёзы, которые сверкали на их щеках, как жидкие алмазы то плакали, то смеялись. После происшедшего врачи положили меня в палату, где лечат больных с переломами. Я лечился-лечился, но не вылечился. Нога моя таки и осталась калекой. Когда я ходил, она болталась за мной, как плуг трактора, который бороздил весенние поля, где, быстро махая крыльями, то поднимаясь, то опускаясь, пели жаворонки, и где прожорливые ласточки летели вслед за трактором в надежде полакомится насекомыми. Шёл и слышал, как сзади смеются и кричат дети; - Трактор! Смотрите, человек-трактор! Я кидал в них камни. Но они, не отставая, дразнились и, крича как стая крикливых обезьян, провожали меня до самой автобусной остановки. Приехав в свой кишлак "Матарак", где я когда - то появился в этот безумный мир, где тупым и заржавелым ножом резали мою пуповину, я сразу взял курс прямо в дом, где живёт Кимсанбай - главный инициатор создания в кишлаке единого военного блока, куда ежемесячно шли наши членские взносы. Я зашёл в штаб - канцелярию Кимсанбая и прямо сказал: - Позвольте спросить, господин Кимсанбай. За что мы платим взносы, ежели ваш блок в кризисной ситуации был не в силах оказать нам военную помощь?! Когда между мною и моим соседом началась священная война, вы не оказали мне помощи, в результате чего сильно пострадала моя семья. Кимсанбай, оправдываясь, мне сказал: - Это ложь. Мы, в тот роковой день, когда между Вами и Вашим соседом вспыхнула война, сразу в эту горячую точку направили свои миротворческие силы, то есть пехоту, вооружённую шилами и вилами, отвёртками и отточенными гвоздями. Потом на надувных камерах от колёс тракторов, через речку переправили отряд сухопутных войск, вернее, взвод женщин, тоже вооружённых до зубов сковородами, кочергами и рогатками. Это было не легко, потому что в отсутствии насоса нам пришлось надувать эти камеры своими ртами. Но пока миротворческий флот плыл, война закончилась, и Вас госпитализировали. Хорошо, что не отправили туда военно-воздушный десант... Но, не смотря на это, Вам теперь придётся платить большой штраф. От этих его слов я одеревенел и сказал: - Не - е - ет, я больше не буду членом этого военного блока, который заживо сдирает с клиентов семь шкур. Кимсанбай говорит: - Пожалуйста, мы Вас не держим. Только сначала заплатите штраф, а потом пишите заявлению об уходе по собственному желанию. Я сказал ему, что не буду платить никакой штраф и пошёл домой. Вернувшись опять домой в круг родной семьи, я почувствовал, что у меня поднялось настроение. Вечером младший сын Шараббой подходит ко мне и говорит: - Папа, наша учительница дала домашнее задание, велела написать сочинение на тему "Отцовская мечта" У тебя была мечта? - Конечно - говорю - была. А как же иначе? Человек с мечтой рождается и с мечтой умирает. У меня тоже были мечты. В детстве я мечтал стать трактористом. В те времена к нам в кишлак на бричке часто приезжал человек-карлик с большой головой, крупными глазами, маленьким ртом и чёрной бородой. Человечек низкого роста бойко торговал керосином Он орал на всю глотку: "Келди понар яқ! Келди понар яқ!" Услышав этот знакомый пронзительный крик, люди выходили из своих домов с флягами, канистрами и покупали керосин. В то время ещё не было электричества. Люди свои дома освещали с помощью керосиновых ламп. При свете этих ламп беседовали, ели-пили, читали - писали. Как у всех, у нас тоже была фляга, помятая и почерневшая от грязи. Как будто кочегары адских котлов из ада её взметнули со всех сил, и она упала в наш двор. Так как мой отец был честным трактористом, солярку из своего трактора он не воровал. Он как все другие, покупал керосин. Каждый день, открыв флягу, я глядел на своё отражение и, со всех сил расширив ноздри, нюхал керосин. Почему не знаю, но мне нравился запах керосина. Оттуда и пробудилась любовь к технике. Поздними осенними ночами, пересекая колхозные поля, я носил отцу еду. В холодные осенние ночи вдалеке, перерезая темноту грустным и рыжим светом фар, тарахтел одинокий трактор отца. От трескучих звуков мотора, от которого дрожала тишина, вдалеке, слышалось ритмичное эхо. Я, шагая навстречу холодному ветру, стремительно шёл в сторону, где на полях одиноко пахал мой отец. Перейдя поле, я подходил к трактору спереди, чтобы при свете фар отец мог увидеть меня и подавал ему знак, что принёс еду. Отец останавливал свой трактор и, спрыгнув с кабины, подходил ко мне. Потом, поглаживая меня по голове, спрашивал: " Еду принёс? "- я говорил "да" и он мне говорил "Баракелле". Пока отец при свете фар приводил себя в порядок, стряхивая с одежды пыль, я быстро собирал хворост, который назывался "гузапоя", то есть стебель хлопчатника и разводил небольшой костёр, у которого мой отец грелся и спокойно кушал. Я бросал в костёр хворост и, радуясь, наблюдал, как ужинает отец. При свете огня наши тени то удлинялись до огромного размера, то уменьшались. Как будто у костра сидели два джина. Пламя, как язык дракона, трепетало на холодном ветру и красно - оранжевые искры с треском летели в небо, где мерцали ноябрьские звёзды. А я сидел и думал о том, что когда я вырасту, обязательно стану трактористом, как отец. Но моя дивная мечта так и осталось мечтой. Однажды отец, вспахивая ночное поле, крепко уснул и вместе со своим трактором упал в глубокий овраг. И те осенние ночи увели отца с собой туда, оттуда никто больше не возвращается. Через год за отцом последовала и мама. Я остался один с бабушкой. После смерти бабушки односельчане отдали меня в интернат, где воспитывались дети-сироты. Прошли годы. Я учился, окончил среднюю школу, и как будто на свете нет другой профессии, я стал завскладом. После моего рассказа Шароббой грустно вздохнул и сказал: - Я тоже хочу стать трактористом как дед. Я улыбнулся и, поглаживая голову сына, сказал "Баракелле". | |
| Категория: Асарлар | Просмотров: 1321 | Добавил: valfajr | |
| Всего комментариев: 0 | |
